Обитатели тьмы

О чем эта книга?

В книге довольно живо и интересно описываются некоторые обитатели темных пещер и морских глубин.

НОЧЬЮ  НА ДНЕ  ОКЕАНА

 

 

Должен признаться, что 14 мая в половине десятого вечера мне было немного не по себе. Меня мучило ще­мящее чувство под ложечкой, как бывает при сильном голоде. Уже давно переступил я тот возраст, когда яв­ления природы пугали меня. Хороший шторм и сейчас внушает мне благоговение; я отношусь к нему с уваже­нием, в то же время стараясь укрыться от него подаль­ше. Но я его не боюсь. Пауки и змеи не вызывают у меня ни малейшей дрожи; я достаточно долго их изучал и знаю, что в большинстве своем эти твари совершенно безвредны. Я отношусь к ним с интересом и способен оценить их красоту. Точно так же смотрю я и на прочих представителей животного царства,— ведь я рассказал читателю о своем отношении к акулам и осьминогам.

Я вышел в море на лодке и до наступления темноты уже находился за полосой прибоя. Солнце садилось, придавая небу золотые и малиновые тона, отбрасывая багровые тени на темную линию берега и окрашивая обычно белый песчаный пляж в пурпур; пассат улегся, и белые барашки волн, весь день стремившиеся на запад, исчезли. Из открытого моря накатили валы, и когда тем­нота, надвинувшись с востока, одеялом прикрыла землю, море притихло, и только легкая зыбь напоминала о том, как оно волновалось днем.

Воспользовавшись коротким промежутком между су­мерками и полной темнотой, когда на небе стали одна за другой появляться звезды, я разобрал водолазное снаряжение, положил шлем на планшир, присоединил шланг к воздушному насосу, закрепил спасательную ве­ревку и присел, ожидая, когда ночь полностью вступит в свои права.

Вода из светло-голубой стала синевато-серой, потом темной и наконец непроницаемо черной. Берег, еще не­давно отчетливо видимый, превратился в черную поло­ску, которая скорее угадывалась, чем различалась в не­верном сиянии звезд. Луны не было и не ожидалось еще неделю — она пряталась на той стороне Земли. Я посмотрел на поверхность океана: абсолютная тьма. Опять защемило под ложечкой. Ведь я решил спустить­ся на дно и выяснить, что происходит в океане ночью. Оставалось только привести свой замысел в исполнение, но я колебался. Даже днем человек — явно чужеродное тело в подводном мире, и даже при полной видимости его часто охватывает чувство беспомощности. Что же тогда сказать о ночи, когда собственные глаза мало по­могают ему, а кругозор ограничен глазницами водолаз­ного шлема!

В последнюю минуту, проверяя свою готовность к спуску и собираясь с духом, я ощупал крепления моего фонаря. Это был обыкновенный прожектор в резиновом чехле с линзой, зацементированной в ободок, и устроен­ный таким образом, что его можно было включать и вы­ключать на ощупь, не снимая чехла. Убедившись, что фонарь в полной исправности, я, уже не находя для себя никаких отговорок, дал последние инструкции сво­ему помощнику негру. Что бы ни случилось, сказал я ему, пусть он не перестает накачивать воздух. Задер­жавшись на планшире, я успел услышать, как на берегу кричит петух,— неохотно, словно понимая, что час его утренней песни еще далек. Вдохнув принесенный с бе­рега волною теплого воздуха запах жасмина и лаванды, я переступил через борт.

Холодная вода ожгла меня и заставила шевелиться проворнее; я выплыл на поверхность и нащупал в тем­ноте планшир. Теперь, когда первый шаг был сделан, я уже не чувствовал страха, хотя мне все еще было не по себе. Нашарив спасательную веревку, я обмотал ее вокруг руки, затем еще раз удостоверился, что фонарь при мне, и тихо сказал своему помощнику, что я готов и можно надевать на меня шлем. С легким свистом воз« дух пошел по шлангу — насос действовал исправно. Слыша в ушах звон лопающихся пузырьков, я раз­жал руки и камнем пошел в бездну ночных океанских глубин.

Я снова зажег фонарь и повел им вокруг себя. Неуло­вимо нежной дневной голубизны не было и в помине. Вместо нее сверкал длинный желтый луч, со всех сторон ограниченный красноватой тьмой. Вода и сейчас остава­лась кристально-прозрачной, и куда бы ни проникал луч, я видел все, что в ней находилось. Запрокинув голову, я направил луч прожектора на поверхность океана. Она оказалась такой же непроницаемой, словно вылитой из металла, как обычно.